выжили и стали просыпаться. Сначала он теперь ты. Если ты хочешь спросить, почему именно сейчас, спустя тринадцать лет после Шейх-Эли, то у меня представления нет. Нам нужно не бросать тебя вниз, а провести побольше тестов. Но Белокун считает, что только ты сможешь понять, что произошло с Рябовым. Его не пугает даже твоя амнезия. Эта миссия может изменить твою жизнь. Из сломанного испорченного Брата ты получаешь шанс стать полноценным членом государства. Конечно, если тебе станет ума не окончить, как Рябов. — Сфена надела резиновые перчатки и придвинула к себе банку, которую принесла закутанная в хиджаб. — Советую не доверять местным. Они не те, кем могут казаться.

Пока Талавир размышлял над ее словами, Первая Зеница кивнула медсестре и схватила его за руки. Сфена молниеносно вытащила из банки какую-то скользкую

существо и бросила в лицо Талавиру. Он даже не успел среагировать. Лоб опоясал боль. Талавир попытался вырваться. Содрать

существо с лицом. Но женщина в хиджабе была удивительно сильной.

— Перестань извиваться. Это манкур. Он уже проник.

Талавир почувствовал, что хватка стала слабее, вскочил с кушетки и посмотрел в стекло. По центру лба пульсировала звезда. Берега раны затянуло розовой слизью.

Манкур смахивал на медузу или затянутый бельмом глаз.

— Что это такое?

— Ты глухой? Монкур. — Сфена сняла варежки и показала банку.

На дне лежало существо, напоминавшее жабу — у нее было скользкое распухшее тело, покрытое волдырями и разноцветными точечками. Сфена коснулась спинки бакасы, и в лоб Талавира словно ударили током.

— Эй, надо предупреждать, что вы собирались засунуть в меня это. -

Талавир едва преодолел соблазн потереть манкур.

— И что тогда, ты не согласился бы спуститься в Дешт?

«Она знала. Знала, что и это бы меня не остановило». Талавир заметил, как

Сфена поморщилась, вытащив пальцы из банки.

— Тебе тоже не нравится ее касаться?

— Бакаса тянет суйер, а еще позволяет чувствовать твои мысли. — Сфена хищно улыбнулась, вытерла пальцы о край кушетки и приказала женщине в хиджабе вынести банку с бакасой. Когда за медицинской сестрой захлопнулась дверь, наклонилась к Талавиру и облизала острые зубы. — Ты очень самоуверен, как на проспавшем тринадцать лет и представления не имеет, что здесь происходит.

Белокун — выдающийся ученый, но кое-кто в окружении Языка думает, что его звезда закатилась вместе с исчезновением доктора Мамая. Что важно, что действительно важно — это оружие, которое разработал Мамай.

— Оружие? — в голове Талавира зашевелились туманные отрывки разговоров

Руфью. До своего исчезновения во время Вспышек Мамай разрабатывал тайное оружие. Уже совсем по секрету Руфь поведала, что это оружие и привело к катастрофе. — Но ведь никто так и не узнал, что именно он изобрел или узнал?

Сфена дрогнула, словно взвешивая, может ли ему доверять.

— Он называл свое оружие Золотая Колыбель. В честь древней киммерицкой легенды об артефакте, дающей власть над этой землей. О Золотой Колыбели до сих пор ходят слухи. Как будто она все еще в Деште.

— И что? Ты намекаешь, что Рябов искал Золотую Колыбель?

— Я уверена. Он не просто так отправился в тот поселок. Ак-Шеих было местом рождения доктора Мамая. Я хочу, чтобы ты узнал не только, как умер

Рябов, но и что он знал о Золотой Колыбели. И отчитываться должен лично передо мной. Сделай это — и сможешь не только вернуть прежний статус, но и подняться на следующую ступеньку Колеса Двубога еще при этой жизни. Договорились?

Сфена предлагала то, о чем они никогда не говорили с Белокуном.

будущее, еще и ответы на все вопросы о прошлом. Предлагала за спиной у главы Станции. Но мог ли Талавир ей доверять?

Как знать, может, это очередной тест, и если он его провалит, то ему не позволят спуститься, или наоборот — шанс получить больше? Талавира не дали додумать.

В комнату постучали. Скрипучий голос передал приказ Первой Зрачки явиться на мостик.

— Ты плохо учила Догмат, — сказал Талавир до того, как успел взвесить все

«за» и «против». — Власть у Старших Братьев принадлежит мужчинам. Ты последняя, перед кем я буду отчитываться.

Зубы Сфены заскрежетали.

— Иногда я забываю, что, несмотря на возраст, ты так и остался двадцатилетним. Но

И это исправит, — сказала она и вышла из комнаты.

— Снимай-ай штани! — неожиданно приказала женщина в хиджабе.

Талавир снова не заметил, когда она пришла. Женщина говорила с сильным киммерицким акцентом и имела большие животные глаза с радужкой во все глаза.

Только встретившись с ней взглядом, Талавир вспомнил, что видел ее раньше. В первые дни пробуждения, когда он еще был на грани сна и реальности, она часто оказывалась у его постели. Сейчас это показалось странным: она вроде бы даже ему пела. И уж точно обтирала его голое тело.

— Как тебя зовут?

— Ха-анум.

Женщина отвернулась, зажгла свечи и бросила в каменную ступу горсть сушеных трав из баночек. Комнату наполнил удушающий пряный аромат.

— Ты здесь давно, Ханум?

В памяти всплыла одна из историй Руфи о женщине, которая начала работать на

Станции еще до Вспышек. Она пережила крушение и нападение засоленных на наземную Станцию и поднялась в небо на Матери Ветров. Руфь говорила, что Ханум постигли страшные перемены, она не в своем уме, но до сих пор жива.

Словно подтверждая, что живая, женщина загремела стаканами, достала несколько пластин с таблетками, умело схватила Талавира за щеки и запихнула одну таблетку в его рот. — Ха-анум здесь до-овно. Много вас таких видела. Хо-ороша ребенок. — Женщина доброжелательно похлопала его по лицу, а потом повторила, поднимая шприц: — Иштан. Ма-аю подготовить тебя к Дешту.

В ее голосе было что-то по-матерински настойчивое, и Талавир неохотно обнажил ягодицу.

— Это остановит действие суура? — Он терял терпение. К боли во лбу добавилась изжога от укола.

— Бойся не Дешту, бойся женщин. — Ханум улыбнулась и снова похлопала его по щеке.

Рука оголилась, и Талавир увидел, что и ниже запястья у нее не